|
|
|
Иван Родионов
ТИХИЙ ДОН
Настоящим моим выступлением в
печати я хочу напомнить нашему обществу об
одном сословии в России, о том сословии,
которое в грозные и опасные моменты нашей
государственности неукоснительно
призывается к действию, от него требуют
огромных, подчас непосильных, жертв, и как
бы ни были тяжки эти жертвы, это сословие
всегда молчаливо, безропотно и
добросовестно несет их.
В такие моменты имя этого
сословия у всех на устах.
Но схлынут волны непогоды,
пронесутся тяжелые зловещие тучи, заблещет
на небосклоне яркое солнце, и никто уже в
России не вспомнит о творцах этой доброй
политической погоды, о тех, кто, рискуя и
жизнью, и достоянием своим, разорвал и
сбросил с неба зловещую, хмурую завесу, кто
открыл снова лик солнца и тем дал доступ
животворным лучам ко всей нашей обширной
родной земле.
Я разумею казачество.
Отношение к нему как русского
общества, так и правительства лучше всего
характеризуется известным изречением: «мавр
сделал свое дело, мавр может уйти», только с
одним непременным добавлением: «пока вновь
не позовут». Это было всегда прежде, это
есть и теперь.
И только одна Державная Власть
на Руси, только Она одна никогда не забывает
своих вернейших из верных слуг, своих до
смерти преданных сынов.
И пора громко сказать, чтобы
знали и други и недруги Царя, что казачество
с трогательной сыновней любовью относится
к своей Державной Власти, в Ней одной видит
олицетворение правды, справедливости и
всяческого добра на земле и за Нее и ради
Нее без сожаления и раздумья отдаст все,
даже жизнь свою.
Но у казаков, обособленных
самой историей в отдельное от всей России
сословие, имеются свои особые права, свои
особые нужды и чаяния и свои особые обиды...
Достаточно ли ограждены эти
права, не нарушены ли они, осуществлены ли
справедливые чаяния, удовлетворены ли
нужды, заглажены ли обиды?
Вот вопросы, которые теперь
своевременно поднять, и не только поднять,
но так или иначе решить.
Сами казаки, целым рядом
поколений воспитанные в беспрекословном
повиновении воле начальства,
дисциплинированные, покорные, молчат.
Крикливость не в их натуре. Правительство и
общество относятся к ним по известной
пословице: «дитя не плачет — мать не
разумеет».
А иногда и хуже того! и в
обществе, и в печати, и в исторической науке
казачество часто предается незаслуженному
поношению, ему зачастую приписываются
такие позорные деяния, в которых оно
нисколько не повинно.
Попечительная Державная Власть,
обремененная тысячами многосложных забот
обширнейшей в мире монархии, не всегда
имеет время и не всегда знает правду о
положении и нуждах казачества.
Но, может быть, казачество —
произведение и наследие иных времен, иных
условий государственной жизни, не только не
нужно современной России, но прямо вредно,
как теперь многие думают у нас.
Я в меру слабых сил моих
попытаюсь осветить поставленные мною
вопросы и ответить на них.
Говорить я буду только о
Донском казачестве — об этом старом
орлином гнезде, в котором вывелись,
оперились и отрастили крылья и некоторые
другие казачества.
Когда живописец задается целью
представить на полотне полный облик какого-нибудь
человека, он не только изображает его во
весь рост, но зарисовывает даже окружающую
обстановку и развертывающиеся в глубине
перспективы и дали.
Моя задача не та. Я не пишу
истории Донского казачества, я только в
самых кратких чертах отмечу самое
существенное и самое характерное в этом
оригинальном проявлении русской
исторической жизни, которое, по моему
мнению — наши историки освещают сплошь и
рядом неправильно.
Как во все древние известные
нам века Кавказ или — вернее — та береговая
полоса, которая со стороны Кавказских гор
огибает Каспийское море, считалась теми
Великими Воротами, через которые
воинственные азиатские кочевники, ища
пропитания, пастбищ и добычи, беспощадной
волной заливали юго- и северо-восток Европы,
так широкая привольная степь, на неохватное
пространство расстилающаяся по обоим
берегам среднего и нижнего Дона, являлась
тем бранным Полем, на необозримом просторе
которого в смертных боях сшибались
разноязычные народы.
Это во все века и было то
бранное, то боевое Поле, как бы Самим
Творцом предназначенное для кровавых
поединков, для богатырских подвигов.
Русский народный дух давно
разгадал роковой смысл этого Поля и
прославил его в своих вдохновенных сказках
и песнях, в своих таинственных преданиях и
легендах.
Два удивительных явления
русского творческого духа, два гениальных
сына великого русского народа воспели это
Поле. Один сложил свои бессмертные, дивные
по красоте, и глубоко трагическому
содержанию, стихи: «О, поле, поле, кто тебя
усеял мертвыми костями? Чей борзый конь
тебя топтал в последний час кровавой битвы?
Кто на тебе со славой пал? Чьи Небо слышало
молитвы?».
Другой переложил эту размерную,
величавую речь на музыку, одухотворил и
углубил вызываемые ею образы и картины,
сделал смысл их в самых тончайших оттенках
понятнее и еще ближе, еще роднее русскому
сердцу.
В глубине веков своими костями
усеивали это неоглядное бранное Поле скифы,
сарматы, греки, хозары, печенеги, половцы;
кони диких гуннских полчищ топтали это Поле;
здесь запекшимися устами воссылали к Небу
свои предсмертные молитвы дружины и рати
князя Игоря Северского, здесь, истекая
кровью, боролась Русь с татарами и в
несчастной битве при Калке вынула жребий
поражения и тяжкой неволи, но здесь же на
Куликовом поле, в первый раз после полуто-растолетнего
позорного ярма забрезжила, обагренная
кровью, заря будущей свободы на Руси.
I
Слово «казак» или по-турецки и
по-татарски «гозак» значит легко-вооруженный
конный воин, выступающий на бой без
доспехов, шлема и кольчуги.
Впервые в нашей истории
упоминаются рязанские казаки под 1444 годом.
Когда казаки появились на Дону,
откуда пришли, принесли ли они с собой на
Дон свою готовую организацию или их быт
постепенно сложился в определенные формы
уже на месте в степи, до сего времени не
установлено. Несомненно только одно, что
Донское казачество, как общество, сложилось
и существовало гораздо ранее, чем появились
о нем письменные сведения. X. И. Попов —
усердный и добросовестный исследователь
донской старины — говорит, что во времена
татарского владычества в 1265 г. в Сарае —
столице Золотой Орды — была учреждена
православная епархия, в пределы которой
входило все пространство между Волгою и
Днепром, что грамотою митрополита
Московского св. Алексия в 1360 г. послано было
благословение «ко всем христианам,
обретающимся в пределах Черленого Яру и по
караулам возле Хопор и Дону», что
существует предание о принесении Донскими
казаками накануне Куликовской битвы 1380 г.
двух икон Божьей Матери Велик. Кн. Дмитрию
Иоанновичу Донскому. Обе эти иконы
сохранились до наших дней в Москве. Одна из
них называется Гребенской.
Из этих данных Попов заключает,
что Донские казаки существовали на
несколько столетий ранее письменных о них
сведений и, может быть, составляли особое
русское племя, отрезанное полчищами татар
от остальной Руси во времена их нашествия.
Но это одни предположения.
Первые дошедшие до нас
упоминания о Донских казаках относятся к 1549
г. Царь Иоанн Грозный, отправляя в этом году
своего посла к ногайскому князю Юсуфу,
велел ему сказать секретно наедине
следующее: «Дошел до нас слух, что Крымский
царь недоброжелатель-ствует вам, ибо
Астраханскому царю пушки и людей прислал на
помощь. Я же, по дружбе вашей ко мне, повелел
моим Путивльским и Донским казакам
крымские улусы воевать».
В том же году ногайские князья, с
Юсуфом во главе, жалуются Московскому царю
на обиды, чинимые им Донскими казаками. В
одной жалобе Юсуфа говорится: «холопи твои,
нехто Сары-Азман словет, на Дону в трех и в
четырех местах города поделали... и людей
стерегут и разбивают».
По тону приведенного мною
отрывка из царской грамоты видно, что к 1549
году казаки были уже не новичками на Дону.
Они составляли уже боевое товарищество, с
более или менее определенными отношениями
к Московскому царю.
Россия, находясь тогда почти в
беспрерывной войне с ногайскими ордами и с
крымцами, конечно, дорожила и всячески на
свою сторону привлекала донских витязей,
добровольно не только охранявших ее юго-восточные
границы, но и раздвигавших ее пределы.
В те времена, когда не
существовало ни сколько-нибудь сносных
дорог, ни постоянной армии, ни флота, когда
не было ни газет, ни телеграфов,
единственными защитниками на суше и на море
далекой, дикой юго-восточной окраины и
единственными всезнающими вестовщиками о
действиях и замыслах врагов являлись
Донские казаки, которые почти беспрерывно
посылали в Москву станицы с вестями.
Отношение Московских царей к
Донцам вплоть до эпохи Петра Великого со
стороны могло показаться предательским: с
одной стороны, в своих грамотах к казакам
они приказывали «промышлять войною» над
врагами, с другой — на жалобы султанов и
ханов отрекались от казаков, как от воров,
разбойников, людей вольных, не признающих
власти царей.
Но такое отречение было всегда
притворное, вынужденное тяжелыми
внутренними и внешними обстоятельствами.
Сами казаки, видимо, всегда
превосходно осведомленные в политике,
отлично понимали затруднительное
положение Российских Венценосцев и в своих
отписках обиженным ими врагам всю вину
всегда принимали на себя, дабы отвести
готовящийся для матери-России удар на свои
бесстрашные головы.
Насколько солоно приходилось
соседям: ногайцам, крымцам, туркам, черкесам
от неукротимой воинственности казаков,
свидетельствуют многочисленные грамоты XVI
и XVII столетий.
В них ханы и султаны беспрерывно
жалуются Московским царям на бесчисленные
обиды, чинимые Донскими казаками и
настаивают, чтобы те уняли их или вывели с
Дона куда-нибудь подальше этих беспокойных
и опасных головорезов.
И хотя московские цари всегда
отписывают ханам и султанам, что казаки —
люди вольные, царской власти не подчиненные
и что они — воры и разбойники, а между тем
сами утверждают за казаками такие права,
какими другие подданные не пользуются.
Например, всякий, сбежавший на Дон и
принятый казачьим кругом, какие бы
преступления в прошлом ни числились за ним,
считался прощенным и очищенным навсегда.
Это обстоятельство в свою
очередь доказывает, насколько высоко
Московские Венценосцы ценили полезную
службу казачества.
Донские предания и песни
свидетельствуют, что в 1552 году казаки,
сведав о том, что царь Иоанн Васильевич
Грозный стоит с многочисленной ратью под
Казанью, своей доброй волею пришли на
подмогу к Царю, заявив, что «за дом
Пресвятыя Богородицы все свои головы
готовы положить».
Старые историки Ригельман и
Сухоруков согласно свидетельствуют, что
Донцы оказали огромные услуги царю при
взятии Казани. Ригельман говорит, что они
сделали подкоп под стены и подкатили
туда несколько бочек пороха.
Наступил час взрыва и Донцы первые
бросились в пролом, без пощады поражая
сопротивлявшегося неприятеля. За это царь
пожаловал казаков «рекою Доном до тех мест,
как им надобно», и свое пожалование
закрепил грамотою.
Что таковая грамота на Дону была
— на это есть общее и согласное мнение всех
казаков.
Сухоруков по этому поводу
говорит: «Многие утверждают по преданиям
предков своих, что она (жалованная грамота)
представляема была Императору Петру I-му в
1695 году, когда Государь сей изволил
останавливаться в Черкасске во время
путешествия своего к Азову и с того времени
неизвестно уже где затратилась». И
Карамзиным и Соловьевым факт участия
казаков во взятии Казани отмечается
несколько раз, хотя историки не говорят,
какие именно это были казаки.
В 1554 году Донские казаки, сведав
о намерении царя покорить царство
Астраханское, опять-таки по своей доброй
воле собрались в поход под начальством двух
атаманов: Павлова и Ляпуна. У Переволоки
казаки дождались прихода царских войск.
Отсюда царский воевода послал
их вперед в отряд князя Вяземского. Близ
Черного Острова казаки нанесли такое
страшное поражение передовым татарским
полчищам, что Вяземский беспрепятственно
завладел городом, из которого хан Ямгурчей
бежал со всем своим войском.
Впоследствии на долю казаков
выпало преследование и истребление бегущих
татар, захват жен и дочерей ханских.
В 1555 г. казаки одними своими
силами разбили и прогнали вернувшегося
хана Ямгурчея с крымской и ногайской ордой,
намеревавшегося захватить Астрахань.
Между тем, как часть казаков
подвизалась под Астраханью, другие
товарищи глаз не спускали с крымцев и обо
всех действиях татар, об их приготовлениях
к походам на Россию и даже о замыслах их
заблаговременно извещали царя. Например: в
1556 году хан Де-влет-Гирей ополчился на
Россию, но едва втянулся он в русские
пределы, как Донцы под начальством
доблестного дьяка Ржевского, появились в
самой Тавриде, предавая все огню и мечу, с
бою взяли Осман-Керемень и Очаков, отбили
табуны лошадей и ушли в степь. Очаковский и
Тянянский паши, собрав большие силы,
погнались за казаками. Ржевский заманил их
в засаду и разбил на голову. Наконец,
ханский калга, вооружив весь Крым, вступил в
кровопролитный бой с горстью казаков. Шесть
дней продолжалась упорная битва. Кал-га,
видя, что победить ему донских витязей не
придется, послал к хану гонцов, заклиная его
вернуться, если повелитель не хочет вместо
сел и городов видеть одни догорающие
развалины. Хан с Миуса вынужден был
вернуться спасать собственную страну.
Тоже случилось и зимою 1558 года,
когда Девлет-Гирей с 100-тысячной своей и
ногайской ордой двинулся на Россию. Донцы
так похозяйничали у него в Тавриде, что тот,
побросав обозы и потеряв множество людей,
вернулся в Крым, находя разгромы, дымящиеся
развалины и множество перебитых своих
подданных. Они участвуют и в знаменитом
походе князя Дмитрия Вишневецкого на
Тавриду и своими боевыми действиями,
блестящей храбростью и мужеством удивляли
своего титулованного предводителя — этого
«истого казака по природе», как называет
его историк Соловьев.
Донцы заблаговременно
известили Царя Иоанна Грозного о
готовящемся страшном нашествии на Россию
крымского хана Девлет-Гирея. Царь трусливо
бежал из Москвы с своею опричниною и
столица была отдана диким Азиатам на
страшный погром и сожжение.
Деятельность казаков на разных
фронтах среди врагов России возбуждает
удивление.
В то время, как воюют с
астраханцами и крымцами, они успевают
наносить удары и ногаям, и даже туркам.
Турецкий Азов они берут раза два
или три и заставляют азовцев платить им
дань, в то же время выжигают ногайскую
столицу-Сарайчик, и разоряют аулы черкесов.
Котошихин, служивший в
царствование Алексея Михайловича в
Посольском приказе, ведению которого
подлежали сношения с Донскими казаками,
настолько высоко ставил заслуги Донского
казачества перед родиной, что в своих
записках говорит следующее: «И дана им (казакам)
на Дону своя воля... А ежели б им воли своей
не было и они б на Дону служить и послушны
быть не учали, и только б де они, Донские
казаки не укрепились бы, и не были б давно в
подданстве за Московским Царем Казанское и
Астраханское царствы с городами и землями
во владетельстве».
оглавление
продолжение
|
