|
|
Атаман Семенов
О СЕБЕ
ВОСПОМИНАНИЯ, МЫСЛИ И ВЫВОДЫ
Глава 3 ПЕРЕД
ВОЙНОЙ
Перевод полка в
Монголию. Мое прикомандирование ко 2-й
Забайкальской батарее. Поездка в Томск.
Перевод в 1-й Нерчинский полк. Действия
против хунхузов. Мобилизация. Отправка
полка на Запад. Остановка в Москве.
Курьезное недоразумение в Кремле.
Дальнейший путь на Запад.
Вскоре
после моего возвращения из Монголии весь 1-й
Верхнеудинский полк получил распоряжение
сосредоточиться
в Урге с тем, чтобы позднее быть
переведенным в Улясутай. С большим
огорчением я должен был расстаться с полком,
уходящим туда, где остались мои
неосуществленные мечты о большой и
интересной работе во вновь образовавшемся
государстве, в создании которого и я
принимал участие.
С
уходом полка я остался в прикомандировании
ко 2-й Забайкальской батарее, которая
временно оставалась в Троицкосавске.
Батарея тоже готовилась к походу, и у меня
была малая надежда вернуться с ней в
Монголию. Мой отъезд в фехтовально-гимнастическую
школу командиром батареи, страдавшей от
недостатка офицеров, был отсрочен, и перед
Штабом округа было возбуждено ходатайство
о. моем переводе в батарею.
Пока
ходатайство об этом ходило по инстанциям, я
был командирован в Томск за покупкой для
батареи артиллерийских лошадей. Лошадей
удалось подобрать очень хороших, как по
качеству, так и в смысле кровей и подбора по
масти, по-орудийно. Командующий войсками
Иркутского военного округа, осматривая
батарею, сделал заключение, что «едва ли
даже гвардейская артиллерия имеет такой
конский состав». Удачное выполнение
поручения и явившееся вследствие этого
благоволение начальства дало мне основание
надеяться на то, что мне удастся, в конце
концов, снова попасть в Ургу, тем более, что
по существовавшим правилам я вполне
удовлетворял условиям для перевода в
артиллерию, без дополнительного испытания,
как окончивший училище с отличными
успехами по артиллерии.
Однако
надеждам моим не суждено было
осуществиться. Вмешательство мое в
монгольские дела еще не было забыто, и мое
ходатайство о переводе в батарею было по
этой причине отклонено. По уходе батареи
мне не оставалось ничего иного, как
переехать в Читу и явиться в фехтовально-гимнастическую
школу, после успешного окончания которой я
был переведен на службу в 1-й Нерчинский
полк Забайкальского казачьего войска,
входивший в состав Уссурийской конной
бригады.
1-й
Нерчинский полк был разбросан по селам и
деревням в юго-восточной части Приморской
области. Штаб полка, учебная команда и две
сотни стояли на станции и в прилегающей
станице Гроедково. Я получил назначение в 1-ю
сотню и немедленно выехал к месту
расквартирования сотни, в деревню Кневичи.
Полком
командовал уже произведенный в чин генерал-майора
М. А. Перфильев, пользовавшийся в полку
большой популярностью. Он был мой
однокашник, и я хорошо знал с детских лет
как его самого, так и всю его семью. 1-й
сотней командовал есаул Тихонов; младшим
офицером в сотне, кроме меня, был сотник
Кудрявцев.
В полк я
прибыл 2 февраля 1914 года и через несколько
дней попал со взводом казаков в
командировку для поимки хунхузов,
терроризировавших Сучан-Кневичи и
прилегающий район по границе с Маньчжурией.
Действия против хунхузов дали мне большой
опыт в способах ведения партизанской войны.
Успешно
завершив свою экспедицию против хунхузов, я
вернулся к сотне, но вскоре получил
назначение на должность начальника
полковой учебной команды и вследствие
этого переехал на станцию Гродеково.
19 июля
1914 года наш полк получил срочное приказание
о выступлении из лагерей под Никольск-Уссу-рийским
на зимние квартиры. Срочность распоряжения
и указание сосредоточить все сотни полка в
поселке Гродеково, не разводя их по зимним
квартирам, подчеркивали неизбежность
серьезных событий, в наступление которых до
той поры мало верилось. 21 июля полк подходил
к Гродекову, когда был встречен помощником
командира полка, войсковым старшиной
Анисимовым. Последний вручил командиру
запечатанную депешу, полученную из Штаба
бригады, с указанием на секретность и
срочность доставки. Содержание депеши не
было известно никому, но все
присутствовавшие почувствовали важность
наступавшего момента, когда командир полка
начал вскрывать ее. Выстроив полк в
резервную колонну, командир полка
полковник Жулебик выехал перед серединой
полка и громко прочел телеграмму, которая
сообщала об объявлении нам войны Германией.
Семьи
офицеров, жители станицы Гродеково и
железнодорожные служащие, которые
собрались встретить полк, присутствовали
при этом и присоединили свои голоса к
громкому «ура» за Государя Императора,
которым полк встретил объявление столь
важного известия. Хотя война была уже
объявлена, мобилизация частей 1-го
Сибирского корпуса еще задерживалась, и
существовало опасение, что невыясненность
отношений к событиям со стороны Японии
могла задержать нас на Дальнем Востоке
неопределенно долгое время. Поэтому я
немедленно телеграфировал бывшему
командиру полка графу Келлеру,
ходатайствуя о прикомандировании меня к 1-му
Астраханскому каз. полку. Через неделю был
получен благоприятный ответ графа Келлера,
с предложением немедленно явиться в полк,
на предмет перевода в него. Я спешил скорее
оформить свой отъезд на фронт; уже намечен
был день отправления и сделан наряд на
погрузку коней, как части войск
Приамурского военного округа получили
приказ о мобилизации и отправлении на фронт.
В связи с этим отпала, конечно, моя поездка в
1-й Астраханский полк, и я тотчас дал
телеграмму
графу Келлеру с благодарностью за
содействие и сообщением, что иду на фронт со
своим полком.
В
середине августа первый эшелон нашего
полка, включавший нашу 1-ю сотню, вышел со
станции Гродеково на запад.
Неизмеримость
величия нашей Родины, как в смысле ее
беспредельности, так и в отношении
неисчерпаемых природных богатств, казалась
нам залогом несомненной нашей победы. Эта
уверенность укреплялась видом ликующего
народа по городам и станциям на всем
протяжении нашего десятитысячеверстного
пути на запад. Поля и леса Сибири уже
одевались в золотистую парчу осени.
Богатство урожая подтверждалось видом
сжатых и покрытых золотистыми снопами
хлеба полей. Повсюду на станциях кипела
работа: горы разных товаров ожидали очереди
отправки к местам назначения; тяжело
нагруженные поезда перебрасывали на запад
к фронту бесконечные эшелоны войск и
продукты труда сибиряка — масло, кожи, мясо,
хлеб, скот, лес и пр., и пр. Оценивая кипучую
работу в глубоком тылу, видя неисчерпаемые
богатства нашей страны, мы укрепили свою
уверенность в грядущем благополучии и
величии нашей родины в результате победы
нашей славной армии, дружно поддержанной
всем населением страны. Не было причин
думать не только об ожидавшей наше
отечество катастрофе, но даже о каких-либо
малых затруднениях. Все мечты были
сосредоточены на боевых подвигах и боевой
славе. Мы рвались всей душой на фронт, в бой,
и потому нескончаемыми казались нам дни
нашего рельсового пути. К тому же мы не
знали нашего маршрута дальше Тулы. На
очереди стояла возможность отправки нашей
бригады на Кавказский фронт. В Москве это
задержало нас на три дня.
В
середине сентября месяца, на рассвете,
первый эшелон нашего полка подошел к
первопрестольной. Сразу же стало известно,
что там мы будем ожидать, пока все эшелоны
нашей бригады не подтянутся в Москву, и за
это время будет разрешен вопрос о пути
дальнейшегонашего следования. Пока же мы —
гости матушки Москвы. Приказано было
показать казакам столицу. Трамваи возили
казаков бесплатно.
Больше
всего казаки заинтересовались Кремлем, и
там мне пришлось быть свидетелем довольно
курьезного случая: трем бурятам, слабо,
сравнительно, владевшим русским языком, я
объяснял на их родном языке историческое
значение Москвы и Кремля. В это время вблизи
нас оказались две дамы и мужчина. Они
усиленно прислушивались к нашему разговору
и, конечно, ничего не могли из него понять.
Вдруг мужчина обращается ко мне, спрашивает,
долго ли мы находились в пути и не устали ли
после длинной дороги. Я не понял истинного
значения его вопроса и сказал, что мы ехали
в вагонах тридцать три дня, пока доехали до
Москвы. Услыша мой ответ, приблизились обе
дамы и начали с чувством глубокого участия
говорить много приятного по нашему адресу.
Только после нескольких минут разговора я
понял, что москвичи приняли нас за японцев,
переодетых в русскую форму. Когда я пытался
разубедить их в этом и сказал, что мы —
Забайкальские казаки, то одна из дам
возразила, что, возможно, что офицеры
действительно русские, но солдаты, без
сомнения, иностранцы, т.к. она слышала наш
нерусский разговор. Они уверяли меня в
своей благонамеренности и указали, что я
напрасно скрываю обстоятельство, всем
известное, о том, что идут японцы. Я не
сомневаюсь, что многие жители Европейской
России принимали нас за японцев, и, возможно,
агенты противника не раз искренне вводили в
заблуждение свои штабы несоответствующими
истине донесениями.
На
третий день нашего пребывания в Москве мы
получили назначение нашего конечного
пункта под Новогеоргиевск и покинули
гостеприимную столицу, уходя под Варшаву.
оглавление
продолжение
|