|
|
|
Атаман Семенов
О СЕБЕ
ВОСПОМИНАНИЯ, МЫСЛИ И ВЫВОДЫ
Глава 5 ЛЕТНЯЯ КАМПАНИЯ 1915 ГОДА
Боевые качества
начальника. Решительность и настойчивость.
Влияние техники и новых средств боя Руда и
Журамин Соперничество в разведке.
Индивидуальные свойства бойцов. Генерал-майор
А. М. Крымов. Его боевые качества и слабые
стороны. Сущность кавалерийского
начальника. Тяжелые арьергардные бои
дивизии. Душа конницы и ее современное
значение. Прорыв фронта противника у озера
Дресвяты. Бой за переправу.
Несостоятельность генерала Орановского.
Тяжелые потери и отступление.
Элемент
внезапности на войне имеет весьма большое
значение не только для стороны,
подвергшейся нападению и вынужденной
обороняться, но и для самих нападающих. От
быстроты ориентировки начальника в
большинстве случаев зависит конечный успех
предприятия. Превосходство сил в таких
случаях значения не имеет, и даже больше:
при малораспорядительном или
растерявшемся начальнике большая по
численности масса войск становится менее
пригодной для дела, чем меньшая
количественно часть при находчивом
начальнике. Не будет ошибкой считать, что
при нераспорядительном начальнике
значение количественного превосходства
войск над противником будет обратно
пропорционально их достижениям. С другой
стороны, при энергичном, быстро
схватывающем обстановку и
распорядительном начальнике значение
численности находящихся в его распоряжении
войск будет иметь решающее значение на
исход боевых столкновений в операциях даже
частного характера. Элемент внезапности, по
всем данным, приобретает особо важное, если
не решающее значение в будущих войнах,
характер которых под влиянием небывалого
развития техники в наши дни должен
совершенно измениться. Возможность
переброски воздушных десантов в
решительный момент на решительный участок
фронта и даже в глубокий тыл противника
чрезвычайно расширит число случаев, когда
элемент внезапности приобретет решающее
значение для исхода тех или иных операций. В
будущих войнах главной целью противника
явится стремление внести дезорганизацию в
тылу, чтобы разрушить экономические
функции в аппарате противной стороны,
вызвать панику в тылах и нарушить
нормальную работу руководящих центров как
военного командования, так и гражданского
управления неприятеля. При решении этих
заданий внезапность и стремительность
налетов в глубокие тылы противной стороны
явятся, без сомнения, главнейшим условием
для достижения поставленных себе целей.
Элемент
внезапности находится в прямой зависимости
от решительности военачальника. К
сожалению, до сего времени у нас
наблюдалось, что решительность являлась
свойством обратно пропорциональным рангу и
положению начальника; чем больше должность,
тем слабее решительность. Степень
пригодности военачальника, помимо прочих
условий, должна оцениваться в зависимости
от его способности действовать решительно
и не бояться ответственности. Конечно,
решительность должна сочетаться с прочими
положительными качествами, наличие коих
обязательно для полководца, иначе он
принесет только вред, нарушая общий план
ведущихся операций и приводя части к
бессмысленным потерям. Все это, впрочем,
давно разработано в теории и детально
освещено в аспекте исторических примеров
многими авторитетами военного дела. Нового
тут сказать нечего, нам остается только
всегда помнить эти истины и не забывать
применять их на практике.
Праснышские
операции закончились нашим успехом, и немцы,
понеся потери в десятки тысяч пленными и
большим количеством разнокалиберной
артиллерии, отошли. Наша бригада была
переведена на линию реки Свенты, где заняла
окопы на довольно продолжительное время.
Вслед за отходящим противником мы из-под
Млавы были двинуты в юго-западном
направлении, к дер.
Руда. Руда расположена на прусской
территории, у самой границы. В продолжение
полутора месяцев я находился в дер. Зеленой,
на пути между Рудой и Журамином. Больших
боев в этот период не было, вели разведку и
состязались с германскими кавалеристами в
небольших кавалерийских стычках и ловкости
разведчиков. Немцы придерживались системы
разведки не менее полуэскадроном, а мы
предпочитали пользоваться мелкими
разъездами, имевшими иногда в своем составе
не более 5-6 коней. Наш казак оказался лучшим
индивидуальным бойцом, чем немецкий
регулярный кавалерист. За полтора месяца
практики моей в действии разъездом, при
регулярной смене казаков, я захватил в плен
свыше 50 германских всадников и не потерял
ни одного со своей стороны. В конце концов,
это настолько терроризовало германских
кавалеристов, что они продвигались для
разведки в наше расположение, имея позади
себя небольшие пешие части, часто на
телегах. Мы сразу учли это обстоятельство и
изменили свою тактику, беря под непрерывное
наблюдение неприятельских разведчиков, но
не обнаруживая себя до тех пор, пока они, не
считая свою задачу оконченной, не
поворачивали обратно. Тогда обычно пехота
уходила вперед, полагая, вероятно, что
разъезду уже не может угрожать какая-либо
опасность нападения, а мы атаковали немцев
как раз в тот момент, когда они считали себя
уже дома. Наконец, немцы были выведены, по-видимому,
из терпения и решили двумя батальонами
ландштурма (ополчение) занять местечко
Журамин в нашем тылу, чтобы лишить нас
возможности оставаться в Зеленой и делать
вылазки на их территорию. Когда эти
батальоны заняли Журамин, мы не только не
ушли из Зеленой, но совершенно отрезали их
от своей базы и уничтожили возможность
подвоза им продовольствия, перехватывая
обозы и отбирая все, что они везли. Это было
сравнительно нетрудно, потому что обозы в
видах безопасности шли по ночам и при
незначительном конвое. Через несколько
дней немцы начали пускать обозы под конвоем
эскадрона, с применением всех мер охранения.
Тогда я со своим разъездом, выждав ухода
эскадрона с обозом из дер. Руды, напал на нее
и обратил в бегство взвод ландштурмистов,
остававшихся в деревне. Занимая в течение
нескольких часов дер. Руды, я дождался
возвращения конвойного эскадрона и
внезапно напал на него при входе в деревню.
Такая неожиданность настолько сильно
повлияла на противника, что эскадрон
буквально разбежался. Часть всадников
бросилась в Журамин и подняла там тревогу.
Гарнизон местечка, получив сведения о
занятии русскими Руды в тылу Журамина,
немедленно начал беспорядочный отход. Имея
в своем распоряжении около двадцати
всадников, я сначала начал обстрел спешно
отступающей колонны и, когда этим привел ее
в смятение, атаковал ее в конном строю,
захватив около ста пленных и обоз в
двадцать телег. За это дело я был произведен
в следующий чин вне очереди, за отличие.
В конце
1914 года начальник нашей бригады, генерал-майор
Киселев получил назначение на должность
начальника 8-й кавалерийской дивизии, а нашу
бригаду весной 1915 года принял в
командование известный генерал-майор А. М.
Крымов. Вскоре после того в состав бригады
был придан 2-й Амурский казачий полк, и
бригада была переименована в дивизию.
Прибытия генерала Крымова я ожидал с
восторгом, так как его репутация, как
решительного и смелого начальника среди
наших казаков была безупречна. Его знали
как выдающегося командира 1-го Аргунского
полка нашего войска перед самой великой
войной. Лично я еще в мирное время привык
смотреть на генерала Крымова, как на
человека исключительных дарований и
решительности, поэтому я был убежден, что с
прибытием к нам Крымова действия нашей
дивизии должны еще более оживиться. Я не
ошибся в своих ожиданиях. В лице генерала
Крымова наша дивизия получила доблестного
и выдающегося начальника весьма крупного
масштаба. Однако у каждого человека имеются
свои слабости, и чем крупнее человек
по своим дарованиям и талантам, тем резче
выступают эти маленькие слабости на общем
фоне богато одаренной натуры таких людей.
Генерал Крымов имел слабость считать себя
по преимуществу кавалерийским начальником,
в то время как фактически он был крупный и
талантливый военачальник в общем смысле,
как кавалерист же он был несколько слабоват.
Это — мое личное мнение, которое я
подкрепляю следующими соображениями:
генерал Крымов слабо учитывал силы лошади и
выматывал дивизию длинными и частыми
переходами, буквально обезлошадивая ее.
Правда, период командования генералом
Крымовым дивизией совпал с начавшимся
общим большим отступлением нашей армии,
оставшейся без вооружения и огнеприпасов.
Наша дивизия, выполняя задачи маневренной
конницы, прикрывала отступление нашей
пехоты на стыке двух фронтов: Западного и
Северного, и вела тяжелые аръергардные бои,
бросаясь на наиболее угрожаемые участки,
временами атакуя и отбрасывая назад
зарывавшегося противника, чтобы дать
пехоте возможность спокойного отхода. Без
всякого обоза, без дневок и отдыха, дивизия
в течение всей летней кампании 1915 года
моталась вдоль по фронту наших отступающих
армий, вследствие чего конский состав наш
страдал чрезвычайно. Тем более, что
следующим недостатком нашего начальника
дивизии как кавалерийского генерала
следует считать то, что он совершенно не
хотел считаться с силами забайкальских
лошадей, на которых сидели наши казаки, и
заставлял их изо дня в день работать через
силу, равняясь по далеко превосходящим их
крупным лошадям нашей регулярной кавалерии.
Однако, пожалуй, наиболее крупным
недостатком генерала Крымова как
кавалерийского начальника следует считать
не всегда правильное использование им
конницы, в применении ее в конном или пешем
строю. Правильный учет всех указанных
обстоятельств составляет то, что мы
называем «душой конницы», и нарушение
гармонии между ними ведет к бесцельному
выматыванию сил коня и всадника, подрывает
его веру в свое значение как
самостоятельного рода оружия. Отсюда, по
моему мнению, пошла теория отживания
конницы, потери ею своего значения в
современной войне. Я глубоко не согласен с
этим мнением и охарактеризовал бы его не
как отживание конницы, а скорее, как потерю
чувства конника в большинстве наших
современников, слишком зараженных
чрезмерным увлечением техническими
достижениями нашей сверхцивилизованной
эры. В наш век настоящих конников родится
меньше, чем раньше. Конь и всадник должны
сродниться, взаимно дополнять друг друга и
отлично разбираться в психологии один
другого. Тогда из них выйдет толк. Конь не
может изучить нашей психологии, он ловит ее
инстинктом. А если человек не понимает и не
любит лошади, если он не сроднился с нею, он
никогда не завоюет ее доверие и навсегда
останется чужд и непонятен ей. Наличие
указанных свойств у военачальника невольно
схватывается массой всадников и передается
коню. Поэтому бесконечно правы те, которые
считают, что история конницы — есть история
ее начальников и что хорошим кавалерийским
начальником нельзя выучиться быть, им надо
родиться. Может быть, многим мои суждения
покажутся странными и непонятными, но те,
кто знают коня, кто служил и работал с конем
в бою — поймут меня.
Конница
— один из наиболее чувствительных родов
оружия. Безусловно, в наше время, в
некоторых случаях, техника далеко
превысила качества конницы и изменила
тактику боя, изменив соединенную живую силу
коня и всадника — машиной. Но роль конницы
далеко еще не кончилась. И если в опутанной
проволокой и рельсовыми и шоссейными
путями Европе возможности конницы сильно
сужены, то еще много на земле есть мест, где
единственной двигательной силой долгое
время еще останется конь, а единственной
дорогой — вьючная тропа. В таких местах
машинизированная армия, без надлежащих
путей сообщения, не будет в состоянии
организовать снабжение и будет вынуждена
таскать за собой
грандиозные обозы, в виде всякого рода
мастерских и запасов горючего.
Нет.
Роль конницы еще не закончена, и
необозримые пространства степей Евразии
еще не раз развернут на равнинах своих
казачью лаву и дадут богатую тему поэтам
воспеть всадников-героев и их быстроногих
скакунов.
В
германскую войну, несмотря на то, что в 1915
году уже весь наш громадный фронт от
Туккума до Дуная оказался заплетенным
проволокой, наша конница оправдала затраты,
которые правительство и страна понесли на
нее в свое время.
В
начале сентября 1915 года у нашего Верховного
командования, по-видимому, был план
использования кавалерийских масс для рейда
в глубокий тыл противника. Насколько мне
известно, план рейда на случай войны с
Германией был разработан еще покойным М. Д.
Скобелевым.
Кажется,
к 3-му сентября 1915 года тридцать наших
кавалерийских дивизий и две пехотные
дивизии были сосредоточены в районе озера
Дресвяты и реки Дресвятицы. Во главе этой
грандиозной конной армии был поставлен
генерал Орановский. Пехота должна была
прорвать фронт немцев и тем дать
возможность коннице массой свыше десяти
дивизий войти в глубокий тыл противника.
Замысел был поистине грандиозным и
осуществление его могло оказать
существенное влияние на исход всей войны,
но, к несчастью нашему, генерал Орановский
оказался совершенно несоответствующим
возложенной на него задаче, и из блестящего
плана не вышло ничего. По непонятным
соображениям пехота совершенно не была
употреблена в дело, прорыв же фронта был
поручен нашей дивизии, которая должна была
форсировать Дресвятицу и в пешем строю
атаковать окопы противника. По приказанию
генерала Крымова первоначально были
спешены два казачьих полка: наш, 1-й
Нерчинский, и Уссурийский.
Командиром
нашего полка был полковник Кузнецов,
человек высокопорядочный и большой личной
храбрости. Он принадлежал к постоянному
составу Офицерской кавалерийской школы,
был отличный ездок, спортсмен и знаток
лошади. К роли же строевого начальника,
очевидно, не готовился и в вопросах
оперативного руководства и командования
полком был мало опытен, что часто ставило
его в тяжелое положение.
На
рассвете 4 сентября наш полк должен был
внезапно форсировать р. Дресвятицу и сбить
противника, окопавшегося на
противоположном берегу реки. Река
Дресвятица была не широка, но многоводна, с
узким и глубоким руслом и чрезвычайно
топкими берегами, что делало ее почти
непроходимой. Во всяком случае, не
представлялось возможным найти брод через
реку. Ил и глина на берегу буквально
засасывали ноги.
Только
начала алеть утренняя заря, полк двинулся
вперед, имея в авангарде одну сотню, под
командой сотника (ныне генерал-майора)
Жуковского. Мы еще не подтянулись к берегу
реки, как услышали раскаты русского «ура» и
частую ружейную стрельбу. Сотник Жуковский,
под прикрытием темноты разобрав какой-то
сарай невдалеке от реки и устроив из досок
импровизированную переправу, молниеносно
перебросил сотню через реку и атаковал
немецкую пехоту в окопах, совершенно для
нее неожиданно. Стремительность и
внезапность атаки горсти забайкальцев во
главе с доблестным сотником Жуковским
вызвали поспешный отход противника на
вторую линию укреплений, где он был
немедленно атакован переправившимися тем
временем через реку остальными сотнями
нашего полка, поддержанными спешенными
приморцами. Одновременно уссурийцы
атаковали фольварк Столповчина и овладели
им, выбив противника. С занятием фольварка
Столповчина было завершено овладение всей
второй линией германских окопов на
намеченном участке. Не будучи поддержаны ни
пехотой, ни остальной конницей, полки наши
остановились на достигнутых рубежах, где
оставались в течение трех дней. Развития
успеха с нашей стороны
не последовало вследствие непонятной
пассивности Штаба генерала Орановского. Мы
могли только молча возмущаться и
готовиться к предстоящей защите занятых
нами позиций, в ожидании попыток противника
выбить нас из них. 5 сентября выявилось
наступление немецкой пехоты в силах далеко
превосходящих наши спешенные части. В
последовавших тяжелых боях мы потеряли
двух командиров полков — нашего,
полковника Кузнецова, и уссурийского —
полковника Куммант, и девятнадцать
офицеров из числа наличных в строю двадцати
восьми офицеров. Отступая под давлением
превосходящих сил противника, мы 7 сентября
настигли главные силы нашей конной армии на
полпути к городу Цеханову, в районе села
Воли-Каниговской. Здесь только теснившие
нас части противника были задержаны нашей
пехотой.
Я не
берусь давать оценку деятельности генерала
Орановского и его Штаба в период изложенной
выше операции, так как не знаю, в чем именно
заключалась его задача. Однако факт
массирования конницы в районе системы
Дресвятских озер, надо полагать, имел целью
развитие операций большой важности,
сознательно Орановским не выполненных. Он
ограничился лишь демонстрацией в широких
рамках прорыва фронта, а когда таковой
оказался действительно прорванным, он не
решился влиться в прорыв всей массой
вверенной ему конницы. Даже если бы генерал
Орановский и не имел такой задачи, неужели
настоящий кавалерийский начальник не
использовал бы столь удачно сложившуюся
обстановку для прорыва фронта противника и
последующего грандиозного по количеству
участников рейда в глубокий тыл противника.
Для чего иначе было массировать столько
кавалерии и нести потери для прорыва фронта
неприятеля.
оглавление
продолжение
|
