Иван Родионов
ТИХИЙ ДОН
VIII
И вот из России пришла сперва
робкая весть, что где-то в Литве объявился
царевич Димитрий, младший сын Грозного
царя, которого давно считали погибшим от
руки подосланных Годуновым убийц.
Рассказывали, что тогда был
убит другой мальчик, царевич же был
спасен верными людьми, и где-то скрывался
до сего времени.
Нигде с таким жадным
вниманием не слушали рассказы о
появлении своего прирожденного царя,
нигде его так страстно не ждали, как на
Дону.
Ожидания стали оправдываться.
Говорили, что царевич уже собирает войско
и не нынче-завтра позовет преступника —
Бориса к грозному, кровавому ответу.
Затрепетали казачьи сердца.
По пустынному, дотоле унылому Полю чаще
замелькали конные фигуры казаков. Донцы
стали чаще съезжаться в своих юртах,
совещаться и делиться между собою
свежими вестями. Но никто самовольно, без
решения главного войска и не подумал
изменить царю Борису.
Между тем тот таинственный
человек, который в нашей истории слывет
под именем Григория Отрепьева,
Лжедимитрия 1-го и Самозванца (будем и мы
называть его так), в то время, т. е. в 1603
году, находился в Польше.
Несмотря на то, что и
могущественные иезуиты, и польское
панство, и сам король польский обещали
этому человеку всяческую поддержку к
осуществлению его грандиозных планов,
положение его было не из завидных. Кроме
польского и литовского сброда, в боевом
отношении величины ничтожной,
стремившейся только нажиться на
разорении и ограблении России, у него
других войск не было.
Лжедимитрий — человек
сообразительный и умный, отлично видел,
что положиться ему на хитрых иезуитов, на
кичливое панство и на те боевые силы,
которые давала ему Польша, нельзя. Это
значит сразу обречь себя на полную
неудачу, тогда как в его деле —
счастливое начало определяло уже и
успешный исход. Он великолепно был
осведомлен о настроении умов в России,
знал, что бояре готовы изменить Борису,
лишь бы они были уверены в том, что тот,
ради которого они изменяют, превосходил
царя ратною силою, а народ был взволнован
вестью о спасенном царевиче и ждал его
появления.
Знал Лжедимитрий и то, что
Борис своим несправедливым, тупым и
жестоким отношением к донцам возбудил
обиду и злобу к себе в сердцах этих
твердых и мужественных воинов.
Их боевые качества он
расценивал по справедливости очень
высоко.
Он знал, что эти храбрые,
верные, находчивые и опытные в боях,
превосходно владеющие оружием воины,
даже сравнительно в небольшом числе,
стоили целой армии.
Если б удалось переманить
донцов на свою сторону, Лжедимитрий был
уверен, что тогда ему до царского венца
рукой подать.
На Дон был отправлен литвин
Свирский с грамотой, в которой
Лжедимитрий писал, что он — истинный сын
первого белого царя, которому эти вольные
христианские витязи присягали в верности,
что у него изменою и злодейством Годунов
похитил престол и он звал донцов
свергнуть раба с отеческого трона.
С глубоким волнением слушали
эту грамоту казаки, и каждое слово ее
находило сочувственный отклик в их
оскорбленных сердцах.
Разве неправда, что Борис был
рабом Грозного царя, разве он — не злодей,
раз хотел умертвить царевича и подсылал к
нему убийц, разве не предатель, если их,
верных своей присяге православных
русских людей, предавал крымскому хану,
строил против них кре-
пость, всячески преследовал,
казнил, даже хотел извести голодом и для
этого запрещал московским торговым людям
привозить к ним на Дон хлеб и товары?
Зашумел Тихий Дон снизу до
верху. Точно лучи вешнего южного солнца
растопили глубокие снега, и заговорили,
заиграли бурлящей водой все балочки,
рытвины и овраги. Притихшее, унылое, точно
долго и напряженно — прислушивавшееся к
чему-то важному Поле вдруг загомонило,
зашумело тысячами громких голосов.
Ключом забила жизнь. По всем направлениям
летали конные гонцы, везде мелькали лихо
заломленные набекрень высокие казачьи
шапки с разноцветными верхами на
молодецких головах. Точно лазоревыми
цветами брызнула неоглядная степь.
Все способные носить оружие
казаки сзывались в главное войско для
обсуждения великого дела.
И живописными толпами неслись
всадники к главному войску. Весь Дон с
притоками быстро опустел и жизнь
необозримого Поля сосредоточилась и
полновесно забилась в маленьком центре —
в бедном казачьем городке Раздорах.
Состоялся многолюднейший
войсковой круг. Прочли грамоту
Лжедимитрия.
Никто не спорил. Всем хотелось
верить, что призывающий их под свои
знамена человек есть подлинный Димитрий.
Но казаки оказались людьми
далеко не легковерными.
На кругу они долго совещались,
как узнать, что человек, зовущий их на
такое важное, кровавое дело под свои
знамена, есть подлинный сын Грозного царя,
а не ловкий обманщик?
Положение их было тем более
затруднительно, что никто из донцов
никогда не видал в лицо царевича Димитрия.
В конце концов круг решил
послать к нему сперва своих доверенных
людей с крепким наказом: всяческими
способами разузнать, подлинный ли
царевич зовет их? И эту важную задачу
войско возложило ни на кого другого, а на
самых лучших и самых опытных людей в
своей среде — на войскового атамана
Андрея Карелу и неподкупного старейшину
Михаилу Нежакова. Донские послы со свитой
прибыли в Краков в то время, когда там
собрался польский сейм с королем во главе.
Съезд панов со своей многочисленной
челядью, шляхты, духовенства и разного
звания людей был чрезвычайный.
Карела и Нежаков, твердо помня
крепкий наказ войскового круга, немного
знакомые с польским языком, толкались по
всем базарам и площадям, вмешивались в
народные толпы, зорко ко всему
приглядывались и внимательно
прислушивались к разговорам и толкам.
Везде они слышали одно и то же,
т. е., что в Кракове сейчас гостит сын
Грозного царя, чудесно спасенный от руки
подосланных Годуновым убийц и что король,
сейм, паны и духовенство готовы помочь
ему добыть московский престол.
Наконец донские атаманы были
представлены Лжедимитрию. Они увидели
его в обществе короля, окруженным гордыми
раззолоченными панами и иезуитами.
И король, и паны, и иезуиты
оказывали Лжедимитрию царские почести.
В обращении с атаманами
Лжедимитрий выказал много ума, такта и
обаяния, усердно честил их и, отпуская на
Дон, посылал всем казакам ласковое слово
свое и обещал щедрые царские милости.
На простых сердцами,
обвороженных самозванцем суровых воинов
особенно убедительно подействовало то,
что король, все польские вельможи и
католическое духовенство оказывали
Лжедимитрию такие почести, какие
оказываются только особам царского рода,
да и сам самозванец обращался с ними с
царственным достоинством и
приветливостью.
Уезжая из Кракова, атаманы от
лица войска клялись стоять за
объявившегося молодого человека честно и
твердо, как за сына прирожденного
государя.
По возвращении из Польши
послов, с величайшим нетерпением
ожидавшихся на Дону, казаки быстро
выступили в поход на помощь Лжедимитрию.
Их было 6000 человек под начальством
храброго войскового атамана Андрея
Карелы. Такое количество донцов
считалось тогда огромной и грозной
боевой силой.
Между тем разбойничавшие на
Волге небольшие ватаги донцов, лишь
только узнали о появлении царевича,
ограбили ехавшего в Астрахань
окольничего Семена Годунова — близкого
родственника царя Бориса, а
сопровождавших его стрельцов отпустили в
Москву с таким наказом: «объявите
гонителю нашему Борису, что мы скоро
пожалуем к нему в гости с царевичем
Димитрием».
IX
Борис спохватился, да было
поздно. Он послал к донцам дворянина
Петра Хрущева, будто бы знавшего о смерти
царевича Димитрия, с увещанием к казакам
остаться верными ему, Борису.
Хрущев появился в войсковом
кругу, стал обвинять казаков в измене
присяге и склонять их на службу царю
Борису, обещая им жалование за все
прошлые годы и царские милости, заявив
при этом, что тот человек, который зовет
их под свои знамена, — преступный
самозванец.
Казаки и слушать ничего не
хотели, а, заковав посланца в цепи, под
конвоем отправили к Лжедимитрию.
— Ежели он говорил нам правду,
тогда нехай эту правду скажет в глаза
царевичу Димитрию Иоанновичу. Тогда мы
ему поверим... — рассуждали казаки.
3-го сентября 1604 года казачьи
посланцы с закованным Хрущевым прибыли к
Сокольникам, где в то время находился
лагерь Самозванца.
Приведенный к Самозванцу,
Хрущов упал на колени и, заливаясь
слезами, сказал:
— Вижу Иоанна в лице твоем.
Я твой на веки...
Никто из казаков не видел
никогда Грозного Царя и торжественное
признание Хрущевым Лжедимитрия за
подлинного царевича еще сильнее укрепило
в них сознание, что они служат святому,
правому делу, и подвинуло их на новые
жертвы. Если прежде хоть немного их
мутило темное сомнение относительно
подлинности новоявленного царевича, то
теперь, когда человек, близкий к царской
семье
признал в претенденте
законного сына Грозного Царя, этим
сомнениям наступал конец.
Вдохновленные рвением к
святому делу из-под Сокольников во все
концы Дона поскакали гонцы поднимать
всех, способных носить оружие, на помощь
прирожденному царю Димитрию Иоанновичу.
И Дон откликнулся. Собрались в
поход все от мала до велика. И широкое
Поле опустело. Остались для защиты станищ
и женщин с детьми седые старики и отроки.
Первая битва с царскими
войсками произошла в декабре месяце и
кончилась удачею для Лжедимитрия; во
второй битве 21 января при Добрыничах,
вследствие трусости или оплошности
запорожцев, бившихся в передовой линии,
он потерпел страшное поражение и
вынужден был запереться с донцами в
Путивле.
Дело Лжедимитрия было на краю
гибели, но к нему неожиданно явилось 4000
казаков. Это были последние резервы Дона,
те казаки, которые пошли на клич гонцов,
посланных из-под Сокольников.
Войска царя Бориса осадили
Путивль.
5000 донцов и русская дружина в
1000 человек после кровопролитного боя
нанесли в свою очередь страшное
поражение войскам Бориса.
С этого времени счастье уже
неизменно улыбалось Лжедимитрию.
Донцы в его войске составляли
самый надежный, самый твердый и
храбрейший оплот.
Между многими подвигами
казаков нельзя не отметить их
мужественного отстаивания города Кром.
Больше 80 тысяч царского войска, имея 70
стенобитных орудий, осадили город Кромы,
в котором, кроме городских жителей,
засело 600 донцов с мужественным атаманом
Андреем Карелою.
Казаки, благодаря своим
частым войнам с Азовом хорошо знакомые с
окопным делом, настолько искусно и
мужественно оборонялись от осаждающих,
что московская рать не только не могла
взять города, но даже допустила среди
бела дня пробиться в Кромы отряду в 500
человек донцов с 100 возами хлеба,
пришедшему из Путивля на выручку
осажденных.
Между тем 13 апреля 1605 года
неожиданно скончался царь Борис. Воеводы
и войска, стоявшие под Кромами, изменили
юноше царю Феодору, перейдя на сторону
Самозванца.
Вскоре юноша-царь и мать его
царица Мария были убиты в Москве.
После этого медленный путь
Лжедимитрия к сердцу России обратился в
торжественное, беспрепятственное
шествие.
В Туле Лжедимитрия встретили
бояре и били челом от имени Москвы. С Дона
походный атаман Смага Чершенский прибыл
с новым небольшим отрядом казаков,
составленным почти исключительно из
седобородых стариков и из юношей, едва
вышедших из детского возраста.
Это показывает, насколько
высоко и сильно было воодушевление на
Дону и как крепка была среди казаков вера
в святость и важность того дела, за
которое они стали поголовно, всей
громадой.
Лжедимитрий за отменные
боевые заслуги, за непоколебимую
верность и беспримерную храбрость,
проявленную донцами, оказывал им особые
знаки внимания, осыпал милостями и
открыто отдавал им предпочтение перед
всеми другими войсками и сословиями. В
иностранный отряд его телохранителей
вошла некоторая часть донцов, которым он
доверял вполне.
Казаки, сделав свое дело и
будучи уверенными, что совершили великий
подвиг правды и любви к отечеству тем, что
посадили на московский престол не
Лжедимитрия, а законного царя Димитрия
Иоанновича, ушли немедленно из Москвы со
своим знаменитым атаманом Карелой к себе
на Тихий Дон, где их ожидали новые боевые
труды против обнаглевших за время их
отсутствия ногайцев, крымцев, турок и
черкесов.
Сами казаки, усердные слуги
России, отлично по опыту знали, что
державная Русь никогда и не подумает
помочь им в их смертельной борьбе с
многочисленными азиатами, этой помощи
они никогда и не просили и в своих краевых
делах им приходилось полагаться только
на помощь Божию, да на свои необоримые
руки.
оглавление продолжение
|