|
|
|
КУЛАЧНЫЕ БОИ
в
донских станицах
и другие
истории
о Донском
Войске
(Главы из будущей книги, рабочее название
«Обычаи и нравы донских казаков»)
Глава
пятая.
Кулачные бои в донских станицах были
явлением обычным, повсеместным и привычным.
Знаток донских обычаев и нравов священник
из станицы Ведерниковской, вошедшей позже в
нынешнюю Константиновскую, сам из казаков
Нижне-Каргальской, что с Быстрянской вместе
образовала нынешнюю Мариинскую станицу,
Степан Тереньевич Пивоваров, который
оставил частично дошедшие до нас записки,
написанные где-то около 1840 года и
опубликованные в донской прессе в 80-х гг. XIX
века, среди прочего рассказал и о них.
«Из тёмной древности был обычай во
многих станицах, -писал он,- в осенние и
зимние вечера сыновья казаков, выростки от 8
лет до 18-и выходят на улицу и кричат: «Кутьяне,
выходи!» У них станица делилась на две части
– нижнюю и верхнюю.
Становятся затем в два ряда, начинают
меньшие: один другого кулаком, из одного
ряда пять, из другого десять – и пошла
потеха рукопашная. Какая партия не устояла,
все бегут, за ними гонятся, кричат и те и
другие; но кто сел на колени, того не бьют; у
кого нос разбит и
кровь течет, он, утершись, снова встает на
бой. Часто казаки втравливали малолетков в
драку и кого хвалили при этом, а иного
трусом называли. Нижнекаргальцы на Святой
неделе выходили к Быстрянской станице и на
рубеже между станичными юртами начинали
бой. Начинали прежде дети, а за ними
совершенно взрослые служилые казаки, все
чиновники, кто бы какого чина не был,
отставные казаки и
старые старики. Поднимался
крик, шум; случалось один другого ушибали
так, что ушибленного отливали водою. С
каждой стороны человек по 200 кидалось в одну
кучу и бились по чему попало;
разгорячившись не смотрели и на сидячего.
Сзади боя лежали старики, и когда их сторона
не удерживалась и бежала, тогда и они
скидали с себя кафтаны, бросали их и
вступали в бой; и в них загорался дух
военной ревности. Видно было – то та
сторона уступала место сражения, то в
минуту другая и бежала до самой своей
станицы. Такая забава производилась не один
день, не два, по несколько дней. Бывали
договоры: кто с этого места собьёт, тот
ставит ведро водки, кто не устоит – тот два
ведра, и там же её распивали; но всякий день,
шедши с бою, проходили с песнями на
станичную беседу и пили станичную водку –
полведра или ведро. При кулачных боях
всегда приходили молодые женщины и девицы,
играли песни, водили «танки» и знакомились
с другими станичницами, как можно одевшись
в лучшее платье. У
быстрянских к Святой неделе если какая
казачка своего шёлкового кубелека не имела,
то брала у людей на несколько дней, обещаясь
за это несколько дней жать или гресть сено,
но каргальские всегда были в своем
собственном, всякая была одета по своему
состоянию и никто у других одежды не
занимал».
Там,
где систематически проводятся какие-то
состязания, всегда есть победители и
побежденные, а среди победителей – имена,
память о которых живет
долго, порою намного дольше, чем сами
эти чемпионы и даже поколение людей, к
которому они принадлежали. Донские
предания донесли до нас имя одного из таких
чемпионов «на
все времена». Он жил в XVIII веке, был известен
как Козин, что , скорее всего, от татарского
«коза», т.е. теленок. Казаки с этакой
фамилией существовали в станицах на Нижнем
Дону и на Северском Донце.
Наш Козин был казаком то ли Багаевской,
то ли Манычской станицы. Известно только,
что очень
увлекался он, как и большинство тогдашних
казаков, охотой
и рыбалкой и этим занятиям посвящал все
свое время, живя одиноким бобылем, на манер
Ерошки из повести Льва Толстого «Казаки».
Еще его знали как исключительно искусного
кулачного бойца, который многократно
демонстрировал свои бойцовские качества в
боях против нескольких противников сразу
из числа живших на Дону татар. Татары так
были восхищены его силой и умением бить их,
что, ущучив подходящий момент
во время охоты на уток, опрокинули его
лодчонку и скрутили барахтающимся в воде, накинув на
него сеть. После чего увезли в степь, где он
несколько месяцев, если не лет был занят
воспроизведением потомства для этого
ослабевшего татарского племени, для чего к
нему, как к племенному жеребцу, свозили
девиц со всей округи. В конце концов и он
улучил подходящий момент, убил двоих
сопровождающих и бежал от татар.
Но мы вернемся к рассказу о кулачном бое
на Прощеный день 1804 года. Говорили, что
вообще в первые пять лет наступившего
XIX столетия традиционные
для казаков кулачные бои были как никогда
ни до, ни после этого ожесточенными. И в
особенности в станицах
города Черкасска. Всего их было
одиннадцать- Черкасская, Середняя,
Павловская, Дурновская (не от русского
слова «дурень», как уверяют некоторые, а от
названия журавлей в тюркских языках – «дурны»), Скородумовская, Тютеревская,
Прибылянская, и, по сути, пригородные: три
Рыковских и
Татарская. Эта последняя была населена
донскими казаками-татарами, которые
исповедывали Ислам, имели в своей станице
мечеть, брили головы наголо и носили
тюбетейки.
Глава шестая.
О донских татарах следовало бы
рассказать особо, но рамки нашего рассказа
не позволяют сделать этот рассказ очень уж
подробным и обстоятельным. Скажем только,
что в XV- начале XVI
века почти все казаки, известные нам по
документам, а известны десятки их по именам
и с подробностями их
непростой службы в составе
дипломатического ведомства – Посольского
приказа Государства Российского, были
татарами или, во всяком случае, носили
татарские имена. Среди
них были братья Резяк и Курман Азербаевы,
Чюра Албазеев, Темеш Кадышев, Кадыш Абашов,
братья Мерег, Тевекель и Тулуш Бакшеевы,
Тюлетек Тевекелев, Тойхозюба Ирашов,
Тулхозя Ахматов, Мерють Апсеинов, Байкула
Олферов и т.п. Хотя в ряде случаев
проглядывает что-то в будущем
русское: Алферовых, Бакшеевых и
Кадышевых и сейчас среди русских, в т.ч.
казаков, немало. Даже те из казаков, кто
татарином, вроде бы не был, как
один из основателей запорожского
казачества Евстафий Дашкович, и внешне, и по
языку, и по натуре своей были настолько
неотличимы от татар, что совершенно не
опасаясь быть разоблаченными, находились
среди них столько, сколько было им
необходимо, чтобы узнать о намерениях татар,
и потом напасть или, наоборот,
присоединиться к ним. Русскими пленниками
Дашкович торговал с большим энтузиазмом и в
больших количествах, ни в чем татарам не
уступая. В Смутную пору начала XVII века
запорожские казаки, они же - черкасы уводили
в Крым на продажу тысячи русских пленников,
а тех, кого увести не могли по каким-либо
причинам, вырезали целыми городами,
забираясь с этой целью далеко на Север – к
Вологде, Каргополю и т.д. Украинский казачий
гетман Богдан Хмельницкий владел татарским
языком, как родным, и был, по некоторым
сведениям, мусульманином.
Среди донских казаков татар было тоже
немало. Знаменитый Степан Разин на рисунках
современников-иностранцев изображался в
чалме, прекрасно владел тюркскими языками,
политической целью своего похода вверх по
Волге объявлял
восстановление древнего Астраханского
татарского царства и похоронен был после
казни в Москве на Татарском кладбище.
Другая
знаменитость - Фрол Минаев, великий донской
атаман, современник и сподвижник Петра I в
азовских его походах, в молодые годы был
известен как выходец
откуда-то из
Среднего Поволжья с
фамильным прозвищем явно тюркских корней –
Кунилов. «Обширный дом его, лучший в
Черкасске, -писал о нем историк Броневский,-
стоял на прекрасном месте. Пленные татары и
турки составляли его прислугу: они смотрели
за конюшнею, за псовою охотой; без гостей
были обыкновенными его собеседниками, а при
гостях вместе с тремя его сыновьями служили
ему за столом».
Из издревле населенного татарами -
казаками города Темников прибыл на Дон и
прародитель известнейшего донского рода
Иловайских, что тоже свободно переводится с
тюркских языков, как «люди рода медведя», но
не имеет никаких убедительных объяснений
из русской лексики.
Имена татар часто встречаются на
страницах донских хроник – Айтак Аканей,
Жононай Курманов и т.п. Когда осенью 1772 г.
в Черкасск прибыл генерал Черепов,
чтобы препроводить в одну из российских
столиц для проведения следственных
действий находившегося под сильным
подозрением в совершенных им
злоупотреблениях и даже государственной
измене войскового атамана Степана Ефремова,
и среди казаков, посчитавших это явным
нарушением их прав самим решать судьбы
своих атаманов, вспыхнули волнения, в
результате которых важная персона из
столицы по старому
доброму обычаю (в куль да в воду!)
едва не была утоплена
в Дону, то среди ярых ревнителей
казачьей старины и активных зачинщиков
выступлений против российской власти
были донские казаки Муса Алиев, Муса Тюмеев,
Ромазан Тахтаров и т.п.
Так вот
в кулачных боях, о которых мы ведем речь,
одной из сражающихся сторон были
донские татары. Но были на их стороне и
некоторые казаки из других черкасских
станиц. По каким признакам они подбирались
в одну команду, теперь уже можно лишь
предполагать, да и то с очень малой степенью
вероятности. Но все равно их было
маловато против объединенных сил десяти
других черкасских станиц. Поэтому им
традиционно не возбранялось приглашать для
усиления своих рядов бойцов из других
донских станиц, где тоже татары водились, да
и издалека звать
подмогу не возражали. В
том числе из самой Казани, в ту пору, как
кажется, крупнейшего российского города,
ехали, чтобы в честном бою померяться
силами с казаками лучшие
казанские кулачные бойцы.
В тот
год, о котором потом с содроганием
вспоминали казаки, на
татарской стороне особенно выделялось два
богатыря – Алейка и Аблашка. О последнем
говорили, что он был три аршина с вершком, т.е.
215 сантиметров ростом при широченных
плечах и мощной груди – настоящий гигант
даже по нынешним временам, когда
акселерация заметно повысила средний рост
россиян в сравнении с людьми
предшествующих эпох.
оглавление
продолжение
Материалы предоставлены В.Т.
Новиковым
|
